Раздел I.  Кризис мобилизационной модели молодежной организации.

 

 

Для того чтобы вскрыть предпосылки  разрушения мобилизационной модели молодежного союза необходимо понимание ряда исторических обстоятельств, под воздействием которых оно происходило.

Во-первых, кризис мобилизационной модели молодежной организации явился результатом и ее собственного развития,  и воздействия внешних  по отношению к ней факторов.

Во-вторых, в каждый момент этого развития менялось положение комсомола, отношение к нему, по разному проявлялись те или иные его качества.

Используя понятие «комсомол», исследователи нередко имеют в виду совершенно отличные объекты исследования, недооценивают существенные отличия в нем на разных этапах его эволюции.

В-третьих, на каждом из этапов развития ВЛКСМ противоречия, внутренне присущие мобилизационной модели, проявлялись постоянно, но в разной степени и в различных  формах.

Противоречия между формой организации и задачами, которые она должна была решать, проявлялись острее и более открыто  при попытках  либерализации общественно-политической системы.

Есть большое сходство проявлений этих противоречий в исследуемый период и, например,  в 20-е годы, в период между 1956 годом и серединой 60-х годов. [1]

Внутренняя деградация мобилизационной модели происходила постепенно. В первой половине 80-х годов комсомол по прежнему играл важную роль в экономической, общественно-политической и духовной жизни СССР.

Но сама эта роль начала меняться. Чтобы понять как она изменялась и была ли попытка реформирования ВЛКСМ объективно обусловлена, нужно ответить на несколько вопросов.

Как складывалась общественно-политическая ситуация в стране? Какой была советская молодежь накануне перестройки? Действительно ли в мировоззрении и поведении молодежи произошли такие перемены, которые требовали реформирования комсомола? Что происходило с самой организацией?

В 70-е годы в СССР  снизились темпы экономического роста. Задачи по развитию экономики, поставленные а Программе КПСС, не были выполнены, а темпы развития были даже ниже, чем в IX и Х пятилетках. Не была полностью осуществлена социальная программа.

Отстало от запланированного уровня развитие материальной базы науки и образования, здравохранения, культуры и бытового обслуживания. Причина этого была в том, что своевременно не была дана оценка экономической ситуации. Не была осознана проблемы перевода экономики на интенсивный путь развития.

Экономика продолжала развиваться по экстенсивному пути. Ставка делалась на привлечение дополнительных трудовых и материальных ресурсов. Снизились темпы роста производительности труда. Образовался разрыв между общественными потребностями и достигнутым уровнем производства, между платежеспособным спросом населения и предложением товаров и услуг.

В условиях сокращения прироста численности населения СССР, которое наблюдалось в середине 80-х, заметно уменьшалась численность молодежи. Так, если в первой половине 70-х годов на 100 выходящих из молодого возраста приходилось 181 вступающих в него, то для второй половины 80-х годов доля последних уменьшилась до 85. Доля молодежи среди населения и в относительных и в абсолютных цифрах уменьшалась.

Происходило «старение» целых отраслей народного хозяйства, частично восполнявшееся перемещением большого числа молодых людей из деревни в город, из центральных районов и районов Центральной Азии в новые экономические районы.

За годы XI пятилетки только на объекты Западной Сибири, Красноярского края, Дальнего Востока комсомолом было направлено более 100 тысяч человек. [2]

Комсомольские организации ежегодно направляли более 160 тысяч юношей и девушек в животноводство, сельское строительство и мелиорацию. [3]

          Возникла проблема старения кадров науки. Средний возраст научных работников приближается к 50 годам. За четыре года, с 1982 по 1986, количество членов ВЛКСМ среди научных сотрудников, преподавателей вузов и аспирантов уменьшилось почти на 23 тысячи человек. [4]

Среди молодежи СССР происходило значительное увеличение доли молодежи Средней Азии. Рождаемость в республиках Средней Азии была в 2,5 - 3 раза выше, чем в других регионах страны” [5]

В 1986 году юноши, пришедшие в армию из этого региона, впервые составили более половины всего контингента призывников. Образовательный уровень призывников из республик Средней Азии, плохое знание русского языка не позволяли им быстро овладеть  сложной военной техникой. Большинство из них направлялись в военно-строительные части, что вызывало  недовольство, межэтнические конфликты в армии.

К середине 80-х годов в советском обществе осознание кризисных явлений приобрело новое качество. Если ранее оно проявлялось у   относительно небольшой, наиболее просвещенной части общества,  то теперь оно распространилось на целые общественные слои, в том числе и на молодежь.

К середине 80-х годов более 90% населения составляли люди, родившиеся после 1917 года. Вступавшее в самостоятельную жизнь поколение  было самым образованным и информированным из всех предыдущих. Выросшее в мирных, сравнительно благополучных социальных условиях, оно уже не считало эти условия достижениями социализма. 

Зато оно ощущало узость коридора самореализации, искусственность идеологических ограничений, разрыв между провозглашаемыми  принципами и  повседневной жизнью, технологическую отсталость народного хозяйства и бытовую неустроенность.

Молодые люди 70-80-х годов в Советском Союзе имели значительно больше возможностей сравнивать свое положение с тем, как живут их сверстники в развитых странах Западной Европы, Северной Америки,  в Японии.

Сформировалось двойственное отношение к действительности: сохранявшаяся приверженность ценностям социализма сочеталась с  сомнениями относительно исторической предопределенности для остального мира того социализма, который утвердился в СССР.

Появляется и распространяется мысль о «правильном социализме», отличающемся от «неправильного» в СССР и других социалистических странах.

Прочные, устоявшиеся в сознании стереотипы разрушались, наталкиваясь на жизненный опыт, на возросший уровень образования  и  лучшую информированность молодых людей.

Период, начало которого можно определить достаточно точно, - 1985 год - год начала перестройки, характеризовался усилением политизации молодежи - повышением интереса к политическим знаниям и к участию в общественно-политической жизни.

 А. Альман – первый секретарь ЦК ЛКСМ Эстонии говорил об этом: «Возросшая социальная активность молодежи выражается во множестве новых идей, мыслей, начинаний. Все они ждут внимательного изучения, своевременной и реальной поддержки. Практика показывает, что комсомол своими ограниченными возможностями с этой задачей пока не справляется» [6]

Социологические исследования того времени еще показывали вполне благоприятную для общественно-политического строя направленность процесса политизации юношества.  Абсолютное большинство молодых людей - 84% опрошенных - были убеждены в том, что социализм является общественным строем, действительно реализующим важнейшие социальные права и свободы граждан.

Потребность в политических знаниях признавали в 1986 году почти 80% опрошенных молодых людей, что на 25-30% больше, чем 5-7 годами ранее. [7]

Политическая активность молодежи в середине 80-х годов развивается в основном в русле декларируемых в обществе ценностей и целей: социальная справедливость, равноправие, социализм, правопорядок и т.п.

Но обретение молодежью политическими знаниями таило в себе  опасность того, что молодые люди начнут понимать некоторые скрытые механизмы мобилизационного развития и реальную роль молодежи в нем.

Социологические исследования в 1986 году, действительно, показывали, что в сознании молодежи отразился разрыв между сформированным пропагандой  образом социалистического общества, образом комсомола и личным жизненным опытом.

Один из основных идеологических постулатов социализма  был действительный демократизм. Он обосновывался утверждением, что в социалистической стране трудящиеся имеют реальную, а не декларативную возможность участвовать в управлении государством.

Однако лишь 16,6% опрошенных молодых людей заявили о том, что они имеют реальную возможность влиять на решение государственных дел.

Явно расходилось с жизнью и утверждение о том, что в социалистическом обществе проблемы молодежи решаются быстрее и лучше, чем в западных демократиях с рыночным хозяйством.

Только 44,5% опрошенных юношей и девушек рассчитывали в реальные сроки получить жилье, 45,2% - достичь материального достатка на честно заработанные деньги.

Только 48,7% молодых людей отмечали наличие у них возможности развивать свои способности. Почти половина молодых людей не видела  возможности для самореализации. [8]  

Отмечается высокий уровень социальных ожиданий молодежи от начинающихся реформ. Призыв искать «истинный социализм», «гуманный социализм», «социализм с человеческим лицом» мог быть обращен только к молодому поколению. 

На комсомол возлагались большие надежды. Новое политическое руководство страны с первых шагов реформы заявило о своем отношении к комсомолу, как к одному из основных общественных институтов в осуществлении перестройки.

Но ни реальный политический, ни правовой статус ВЛКСМ, как представителя молодежи, составлявшей треть дееспособного населения страны, не соответствовал такой роли в обществе.

Так, только 5,1% секретарей первичных партийных организаций отмечали, что комсомольские организации оказывают влияние на распределение жилья, 14% - на разработку планов социально-экономического развития коллективов, коллективных договоров, лишь в 22-25 случаях из 100 - на решение вопросов о служебном или общественном продвижении молодых людей, о материальном и моральном поощрении, распределении путевок в дома отдыха и туристические поездки, мест в общежитиях, повышении квалификации и т.п. [9]

Росло число молодых людей, не причисляющих себя к верующим, но интересующихся религиозной догматикой и культовыми обрядами.

В 1985 году около 30% не считающих себя верующими молодых людей участвовали в обряде крещения и читали религиозную литературу, около 40% - посещали  церкви, мечети, молитвенные дома. [10]

Исследуя настроения молодежи и ее социальное поведение накануне реформ, мы видим, что процесс разрушения мобилизационной модели имел глубокие мировоззренческие корни и начался задолго до того времени, когда он был признан.

Либерализация существовавшего общественно-политического строя и комсомола диктовался объективными потребностями общественного развития. На начальной стадии перестройки мы наблюдаем очень высокую степень ее поддержки со стороны молодежи.

Накануне и в ходе перестройки отмечалась устойчивая общая тенденция в молодежной среде. Молодежь начала осознавать себя не только демографической группой, но и субъектом социального творчества. Это был один из побочных эффектов использования молодежи как ресурса мобилизационного развития.

Молодежь СССР впервые за его историю самостоятельно приступила к поиску своего места в обществе. Частный социальный вопрос, обретал новое политическое качество. Вопрос о позиции молодежи становился ключевым вопросом предлагавшихся обществу реформ.

Кризис мобилизационной модели молодежного союза проявлялся на всех направлениях его деятельности в восьмидесятые годы. Постановления партии и правительства обращали большое внимание на трудовое воспитание молодежи, совершенствования стимулов к труду. [11]

В народном хозяйстве было занято 35 миллионов молодых людей. На рабочих местах в станкостроительной промышленности, например, молодежь составляла 33%, в металлургии - 30%. Еще выше был этот показатель в приборостроении и электронной промышленности. [12]

Эффективность труда молодежи, оцениваемая по традиционным формальным показателям, не вызывала особенного беспокойства. Так В.И. Жиляев пишет: « Наиболее характерным для трудовой деятельности молодежи было следующее: творческий почин и новаторство, массовое движение молодых передовиков производства; активное участие молодежи в различных общественных объединениях, направленных на изыскание и приведение в действие резервов роста производительности труда; движению по освоению и внедрению в производство передовых методов работы, усовершенствованию техники и технологии производства, улучшению организации труда» [13]

 По данным исследований 85% молодых производственников постоянно выполняли и перевыполняли производственные задания. От 65% до 80% работали с полной отдачей сил. [14]

Но эти данные не корреспондировались с общими экономическими показателями, которые и были основным побудительным мотивом для начала широкомасштабных социально-экономических преобразований.

Действительно, исследование отношения к труду вступающей в трудовую жизнь молодежи, говорили об очень слабой трудовой мотивации.

Исследователи отмечали возникновение “серьезной социальной проблемы, в основе которой - противоречие между целевыми установками и усилиями функционирующей в стране системы трудового воспитания и ее эффективностью”. [15]

Председатель Государственного комитета СССР по профессиональному образованию А.П. Думачев  вынужден был признать: «Всем ясна непригодность нынешней системы планирования, которая не учитывает желаний ребят, практически заставляет обучаться их тем профессиям, которым они не хотят учиться». [16]

         Число молодых людей, безразлично или отрицательно относящихся к труду составляло, как минимум, 18,6% , а по данным некоторых региональных исследований - 25-26%. 

         Данные социологических исследований, проведенных в 1971-1983 годах, показывали, что к началу 70-х годов в управлении производством участвовало около 45% молодых рабочих и 74% молодых инженерно-технических работников. На рубеже 70-80-х годов число участвующих возросло до 65-76% промышленных рабочих и до 90% молодых ИТР. Уровень участия в управлении производством молодых колхозников достигал 50%, а рабочей молодежи совхозов и агропромышленных объединений и комплексов - до 60-65%.

Процент молодежи в составе органов общественного управления на производстве был выше ее доли в числе работающих на предприятиях. [17]

Но другие исследования показывали, что от четверти до трети молодых рабочих  были вообще не причастны, даже формально, к решению производственных дел своих трудовых коллективов.

Более половины молодых рабочих не принимали никакого участия в обсуждении и решении вопросов производственной жизни своих трудовых коллективов. [18]

37% опрошенных молодых людей не считают себя хозяевами своего предприятия. 60% обследованной молодежи считало себя обладающими таким чувством, но лишь 20% считало себя хозяином “безусловно” и 40% - “в какой-то мере”. [19]

Качества хозяина своего предприятия, если их и удавалось формировать у части молодых производственников, приходили в противоречие со старым хозяйственным механизмом, вызывая раздражение и протест в молодежной среде.

Протест был направлен не против хозяйственного механизма, а против комитетов комсомола. В трудовой деятельности возникало разочарование в способности комсомола, в рамках старой мобилизационной модели, решать возросшие требования молодежи к условиям своей жизни и труда.

Отчуждение молодого рабочего от средств производства и от результатов своего труда не только не было преодолено, а, напротив, углублялось. Так проявлялась роль, отведенная молодежи мобилизационным вариантом развития. Здесь коренились причины и формировались условия развертывания процессов, которые несколько лет спустя легко опрокинули старые и привычные формы политической жизни и  общественного производства.

Кризис мобилизационной модели проявлялся и в ударном комсомольском строительстве.

Однако утвердившаяся в годы перестройки оценка ударного комсомольского строительства как формы принудительного труда в свете данных социологических исследований середины 80-х годов представляется несколько поверхностной и однобокой.

Ударное комсомольское строительство к этому времени уже давно было важнейшим фактором социально-экономического развития страны. В постановлении бюро ЦК ВЛКСМ «Об участии Ленинского комсомола в развитии нефтяной и газовой промышленности Западной Сибири», принятом в июне 1986 года отмечалось, что «за годы XI пятилетки по путевкам комсомола в этот регион направлено свыше 60 тысяч человек. Создано 2,5 тысячи комсомольско-молодежных коллективов, включая управления, тресты, домостроительные комбинаты». [20]

Однако, отношение партийных, государственных и комсомольских органов к комсомольской ударной стройке диктовалось потребностями мобилизации. Такое отношение не давало возможности по достоинству оценить реальное содержание и  действительные возможности этой молодежной инициативы, поддержанной комсомолом.

Бригадир треста «Нижнеангарсктрансстрой» Бурятской АССР,    В.И. Аксенов свидетельствовал: «Тринадцать лет назад на сооружение Байкало-Амурской магистрали был направлен Всесоюзный ударный отряд имени XVII съезда комсомола…29 сентября 1984 года на разъезде Балбухта встретились путеукладчики Александра Бондаря и Ивана Варшавского… «Строительство БАМа завершено!» - победно известили мир журналисты.

А на момент стыковки главного пути мы освоили только 60% сметной стоимости железной дороги…Две трети бойцов первого Всесоюзного ударного отряда уже 13 лет живут в так называемых времянках. Более 60 тысяч семей «бамовцев» не имеют постоянного жилья» [21]

         Из суммы подобных явлений комсомольской жизни был сделан вывод о том, что существует разрыв между объективным положением молодых рабочих как совладельцев общественной собственности и осознанием себя хозяевами социалистического предприятия.” [22]

Оттолкнувшись от этого вывода, можно было выстроить логические цепочки как к противоречиям общественной модели, так и к последствиям, которых вполне можно было ожидать при сохранении отмеченных тенденций в сознании и поведении молодежи.

Почему это не было сделано можно судить из выводов, предлагавшихся исследователями, вскрывшими столь существенные процессы, но не осмелившихся еще отойти от правила не затрагивать основы идеологии и общественно-политического устройства.

Они пишут: “Это происходит по ряду причин. Прежде всего молодые труженики слабо представляют роль и значение хозяина социалистической собственности, не знают элементарных основ политической экономии…и т.п.”. [23]

         Сами же молодые производственники середины 80-х годов так определяли наиболее существенных причин низкой производительности своего труда.

Из двадцати наиболее часто упоминаемых в этой связи недостатков наибольшее число “голосов” собрали следующие:    “низкий уровень дисциплины в коллективе”;  “нерадивое отношение к работе некоторых членов коллектива”; “штурмовщина”;  “бесхозяйственность ответственных лиц”; “простои в работе из-за нарушений в снабжении, нехватка электроэнергии и т.д.”. [24]

Исследователи отношения молодежи к труду, как мы видим, тщательно обходят суть проблемы –  использования молодежи как ресурса мобилизационного развития без должной заботы о его воспроизводстве. Внимание концентрируется на важных, но второстепенных сторонах вопроса.

         Мобилизационная модель молодежной организации начала давать сбои. Но она была построена на естественных устремлениях молодежи и поэтому она работала. Во всех исследованиях прослеживалась прямая  связь между участием молодых людей в комсомольской работе и их отношением к труду, общественной собственности и к своим обязанностям.

Так,  82%  активистов “Комсомольского прожектора” считали себя хозяевами предприятия.  Среди новаторов производства 64% соблюдали режим экономии и не терпели бесхозяйственности. [25]

Молодежный ресурс можно было использовать с  большей эффективностью, изменив хотя бы отношение к ее собственным инициативам, к ее организации.

В ряду предлагавшихся комсомолом нововведений можно выделить предложение предоставить право комсомольским органам  использовать часть средств, поступивших на специальный счет “фонд сверхплановой экономии”, для решения социальных вопросов, укрепления материально-технической базы работы с молодежью.

Сделать этого не удалось потому, что распоряжение, даже частичное, полученной новой стоимостью разрушало мобилизационный принцип ведения хозяйства.

         Самой массовой формой привлечения молодежи к научно-техническому творчеству в середине 80-х годов был Всесоюзный смотр НТТМ. В течение XI пятилетки в нем ежегодно в среднем участвовало свыше 20 млн. юношей и девушек, ими вносилось до 1,1 миллиона рационализаторских предложений и изобретений в год, с экономическим эффектом 1,3 млрд. рублей. [26]

И все же ЦК ВЛКСМ считал практику организации научно-технического творчества молодежи неэффективной. Дважды, в 1985 и в 1986 гг., НИЦ ВКШ при ЦК ВЛКСМ проводил опросы экспертов по проблемам развития НТТМ. Распределение их оценок системы организации НТТМ выглядели так:

Варианты ответов на вопрос анкеты: “ В какой мере эффективна существующая система организации НТТМ?”

                                                                                     1985             1986

Эффективна во всем                                                        3,5%            10%

Не вполне эффективна                                            65,5%            68%

Совершенно не эффективна                                  17%              14% [27]

 

Разработка новой системы НТТМ происходила с 1984 года на основе опыта некоторых комсомольских организаций Свердловской области и Украины. В 1985 – 1986 году принимаются постановления партии и правительства о внедрении системы. [28]

Но от зарождения этой инициативы до начала осуществления проходит почти десять лет. Командно-административная система привыкла бесконтрольно распоряжаться средствами, получаемыми от внедрения технических новинок и не собиралась делиться этим правом ни с самими новаторами, ни с комсомолом.

Впервые был поставлен вопрос об улучшении материального стимулирования рационализаторской и изобретательской деятельности молодежи.

Увязка этого вопроса с проблемой материальной поддержки молодой семьи была одной из самых ценных находок того времени. Вместо простого и минимального премирования за рационализаторскую деятельность, предлагалась более обоснованная шкала вознаграждений. Сами того порой не сознавая, комсомольские  работники боролись за бережное отношение к «последнему ресурсу» – молодежи.

         Уже тогда было замечено, что средства, получаемые за счет технических новаций, внедряемых молодежью, поступают к ней лишь незначительной частью, сосредотачиваются в  ВОИР, НТО, т.е. в подведомственных профсоюзам организациях и в фондах предприятий, использование которых в интересах молодежи затруднено или невозможно. Средства эти фактически изымались для поддержания мобилизационной модели развития.

Впервые появляется предложение использовать для организации технического творчества молодежи средства комитетов комсомола, возможно в форме кредитов. Такая возможность была.

С 1982 по 1987 год доходы комсомольского бюджета увеличились на 10,6%. [29]

Основная доля бюджета ВЛКСМ направлялась на содержание  комсомольских органов. За пять лет эти расходы возросли на 20,7%. Было введено в эксплуатацию 84 объекта молодежного досуга, полиграфии и другие, стоимостью свыше 100 миллионов рублей. [30]

Несмотря на большие ежегодные расходы, у комсомола оставались большие свободные финансовые ресурсы. Но система директивного планирования не позволяла использовать их в той мере, в какой это было возможно и необходимо.

Если же иметь в виду, что комсомол к 1986 году имел на своих счетах около 1 млрд. рублей так называемых свободных средств,  путь кредитования молодежи и запуска других крупных социальных молодежных проектов был открыт и  мог оказаться очень эффективным и для решения проблем молодежи, ее организации, и для народного хозяйства в целом.

Сделать это, несмотря на неоднократные обращения в ЦК КПСС и Совет Министров СССР, не удалось. Система управления была сконструирована таким образом, чтобы не допустить никаких самостоятельных действий.

Молодежные инициативы были заблокированы существующим хозяйственным механизмом. Мобилизационная модель организации была слишком грубым инструментом для решения таких тонких хозяйственных задач.

         В эти годы происходит информационная революция. Появляются первые персональные компьютеры. Предполагалось уже тогда, хотя персональный компьютер был еще большой редкостью, организовывать компьютерные классы и кабинеты. Правительство принимает несколько постановлений по этим проблемам. [31]

Но дальше отдельных «показательных» примеров, как, например, организация в Гомельской области подвижного компьютерного класса, дело не двинулось. [32]

Несмотря на все усилия комсомола адаптация молодежи в трудовых коллективах проходила трудно, не уменьшалась текучесть кадров, что в свою очередь приводило к потерям труда, росту издержек от брака, ухудшению качества продукции, снижению трудовой дисциплины.

Текучесть кадров и повышенная миграция молодежи сделали редкостью фигуру кадрового молодого рабочего, затрудняли формирование комсомольско-молодежных коллективов, чему придавали большое значение, затрудняло освоение новых регионов. Потери народного хозяйства от интенсивной миграции населения из районов Сибири и Дальнего Востока за период с 1961 по 1985 годы составили около 800 млрд. рублей. Текучесть кадров на ударных комсомольских стройках достигала 30% и более. [33]

Так, из упоминавшихся уже более 100 тысяч молодых людей, направленных по комсомольским путевкам за годы XI пятилетки только на объекты Западной Сибири, Красноярского края, Дальнего Востока, каждый третий  в первый же год оставил работу. [34]

         Только в 1986-1987 годах свыше 50 тысяч юношей и девушек откликнулись на призыв «Комсомольской правды» принять участие в подъеме отстающих хозяйств на селе. Смогли же осуществить свое намерение чуть более одной тысячи человек. [35]

         Главными причинами текучести кадров были недостатки в организации труда, его содержании и стимулировании, плохие жилищные и культурно-бытовые условия, отсутствие перспектив профессионально - квалификационного роста.

Более половины молодых рабочих, прежде всего тех, кто занят неквалифицированным, ручным трудом, нигде не учились и потребности в повышении своей квалификации не испытывали. [36]

         Во многих комсомольских организациях нарушения комсомольцами трудовой дисциплины, случаи бесхозяйственности и хищений, не обсуждались на комсомольских собраниях. Лишь 46% комсомольцев - молодых рабочих, опрошенных в ходе социологического исследования, отметили какое-либо участие своих комсомольских организаций в укреплении трудовой дисциплины.

Только каждый десятый комсомолец положительно оценил работу своей первичной организации по решению значимых для него  вопросов труда, его оплаты, каждый шестой-седьмой -  условий быта, повышения квалификации и, соответственно, доходов молодой семьи. [37]

         Именно в это время получила распространение еще одна инициатива комсомола, предполагавшая подготовку во всех министерствах и ведомствах специальных приказов, закрепляющих права и обязанности комсомольских организаций в решении вопросов труда, быта и отдыха молодежи. В 29 министерствах и ведомствах СССР были созданы комиссии по работе с молодежью.

Однако, приказы появились далеко не везде, комиссии бездействовали, а комсомольские организации оказались не готовыми пользоваться новыми, пусть небольшими, но реальными правами.

Сами комсомольские работники очень плохо знали правовую базу своей деятельности, крайне редко и с опаской обостряли отношения с администрацией.

Первый секретарь ЦК ЛКСМ Белоруссии В.В. Гурин говорил:    

«Лишь каждый пятый комсомольский секретарь на производстве реально участвует в решении вопросов приема и увольнения молодежи, распределения жилья, фонда материального поощрения, хотя его права закреплены в КЗОТе БССР. Причины – прежде всего в некомпетентности, отсутствии настойчивости, нежелании портить отношения с руководством». [38]

Так, в течение года ни разу не обращались по каким-либо вопросам к администрации 20%, в партбюро - 63%, в комитет профсоюза - 68% опрошенных комсомольских активистов. [39]

         Специфической формой организации труда молодежи являлись комсомольско-молодежные коллективы. К середине 80-х годов у части комсомольских работников сложилось мнение о том, что КМК изжили себя, исчерпали свои возможности. Такая точка зрения представляется ошибочной. Среди многих форм работы с молодежью, предложенных комсомолом, КМК была одной из  реально действенных.

К 1986 году в стране насчитывалось более 600 тысяч КМК.  Число их продолжало расти. Проводимые исследования показывали, что в этих коллективах производительность труда выше на 5-10%, качественной продукции больше на 10%. В них на 15-17% было меньше случаев нарушения трудовой дисциплины. 

В КМК были выше и другие производственные показатели. 50,5% комсомольцев в них имели личные комплексные планы повышения производительности труда, 80% решительно осуждали нарушителей трудовой дисциплины, 78,6%, замечали неполадки на производстве и пытались их устранять, 35,6% повышали квалификацию. У молодежи в обычных трудовых коллективах эти показатели составили соответственно: 45,4%, 64,2%, 55,4%, 21,4%. [40]

         Молодежь в КМК активнее, чем молодежь в обычных бригадах, участвовала в управлении производством, легче преодолевала нехватку опыта, недостаток мастерства, неуверенность в правильности выбора профессии - значительно ускорялся процесс адаптации молодежи на производстве, - 1-1,5 года вместо 3 лет в обычном коллективе. [41]

         Актуальным стало качественное улучшение деятельности КМК, а не их количественный рост, который косвенно стимулировался требованиями комсомольских  органов. 

На примере КМК мы видим как  в молодежной среде в те годы начал формироваться новый тип поведения - инициативный, самостоятельный, предпринимательский. Директивно-плановой экономике это не принесло заметной пользы, она сама отвергала такую позицию, но наиболее инициативные и деятельные молодые люди заложили тогда основы своих будущих успехов в условиях рыночных отношений.

         В те годы это был еще удел наиболее энергичных. Основная масса была уверенна в том, что изменить что-либо к лучшему в своей судьбе своими собственными силами невозможно.

         Комсомол инициировал принятие ряда партийных и государственных решений, призванных улучшить социальное положение молодежи. [42]

Комсомольские организации искали обходные пути, работали в экономических нишах, где всевидящий глаз планирующих и контролирующих органов был не столь бдителен, а противодействие устоявшихся представлений о социализме и социалистической экономике не столь сильным.

         Уже в первой половине 80-х годов вызрело понимание того, что нельзя говорить ни о какой целостной системе формирования у молодежи современного экономического мышления. Фактически имел место конгломерат оторванных друг от друга различных форм и методов обучения, недостаточно скоординированных, не имеющих опоры в реальных производственных отношениях.

Разрыв между экономической теорией и хозяйственной практикой был так велик, что в самой постановке такой задачи содержалась очевидная угроза господствующим в экономике порядкам. Но перекосы в мировоззрении и сознании молодых людей были столь серьезными, что тормозить экономическое просвещение, не рискуя усугубить и без того огромные трудности в ведении хозяйства, было уже невозможно.

         Перекосы эти проявлялись уже у школьников в их неосведомленности относительно реальной экономической ситуации, неподготовленности к самостоятельной жизни.

Один из опросов школьников, например, показал, что 67% из ответивших на вопрос анкеты правильно назвали стоимость сигарет, 58% - стоимость пива, но 33% не знали цены хлеба, а свыше 50% - цены одного килограмма мяса, масла и других продуктов питания. [43]

В 1984 году по инициативе ЦК КПСС начинается школьная реформа. [44]

Неразрешенность концептуальных проблем общественного развития и в этом случае заблокировала осуществление мер, которые, будь они выполнены, серьезно сказались бы не только на положении молодежи, но и подтолкнули бы процесс разгосударствления комсомола. Спустя несколько лет к вопросу о реформе образования пришлось возвращаться снова в новых общественно - политических условиях.

Серьезным препятствием на пути реформирования средней и высшей школы, где влияние комсомольских организаций традиционно было сильным, стало отсутствие ученического и студенческого самоуправления, подчиненность комсомольских организаций педагогическому или профессорско-преподавательскому коллективу.

         В одиннадцатой пятилетке и наблюдались некоторые позитивные изменения в деревне. Но, в целом, отток молодежи из сельскохозяйственного производства увеличился в тех же масштабах, в каких велась подготовка кадров на селе.

         Среди отраслей агропромышленного комплекса непостоянством кадров, их повышенной текучестью выделялось животноводство. Здесь были самыми высокими возрастные характеристики работников, самая низкая их квалификация.

Комсомол ежегодно направлял в животноводство тысячи молодых людей, но результатов это почти не давало. Люди получали небольшие подъемные средства, одежду и путевку и через несколько недель или месяцев покидали фермы.

Это был один из самых ярких примеров огромной затраты сил и средств комсомола для латания зияющих хозяйственных дыр. Но от комсомола требовали все новых и новых человеческих вливаний в падающую отрасль.

         Комсомольские организации начинают практиковать в ряде областей заключение трудовых договоров между выпускниками школ и хозяйствами о работе в животноводстве сроком на один год. Очень скоро стало ясно, что такая практика очень недальновидна. Она еще больше снижала престиж профессии, провоцировала новый рост текучести кадров, усиливала миграционные настроения не только у новичков производства, но и у тех молодых людей, которые сравнительно долго работали в отрасли.

Также обстояло дело и с молодыми механизаторами. Заработная плата у них была значительно ниже, чем у их старших товарищей. И главную роль играла не разница в квалификации, а то, что молодым поручались самые невыгодные, низкооплачиваемые работы.

Бороться с этим комсомольские организации пытались созданием комсомольско-молодежных коллективов и внедрением оплаты труда по коэффициенту трудового участия.

         На XVII съезде ВЛКСМ сельское и мелиоративное строительство в Нечерноземной зоне РСФСР было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. [45]

 За 10 лет сюда было направлено более 200 тысяч юношей и девушек. Динамика перемен здесь была сравнительно высокой. Строились благоустроенные поселки, новые дороги, механизированные фермы, школы и ПТУ, клубы и дома культуры. Но даже здесь желание переехать в город оставалось доминирующим настроением среди молодежи.

Опросы показывали, что 16% механизаторов, 12% животноводов, 40% мелиораторов хотели бы при малейшей возможности стать городскими жителями. [46]

 Слишком велика была разница в условиях труда и жизни между городом и деревней.

         С не меньшими проблемами сталкивался комсомол в работе с молодыми специалистами. Из 32 миллионов специалистов, занятых в народном хозяйстве, более половины закончили вузы и техникумы за последнее десятилетие. Большинство интеллигенции в СССР составляли молодые люди, которые, за редким исключением, являлись членами ВЛКСМ.

Сходные процессы наблюдались и среди научно-технической молодежи. 9 миллионов комсомольцев имели высшее и среднее специальное образование. «Отведение им лишь роли исполнителей без самостоятельности, самоуправления, ответственности и доверия привело к возникновению социальной апатии, равнодушия, безынициативности среди научно-технической молодежи. О какой перестройке научно-исследовательских институтов, их омоложении можно говорить сегодня, - отмечал руководитель временного творческого молодежного коллектива Института горного дела имени А.А. Скочинского в г. Люберцы Московской области Сергей Солод, - если, например, у нас в отрасли из почти 700 заведующими лабораториями лишь один в возрасте до 30 лет. И такая картина характерна для большинства научно-исследовательских и конструкторских бюро ». [47]

За пять лет, с 1981 года, число комсомольцев-ученых, инженеров и других специалистов выросло в два раза. В деревне работало 1,7 млн. дипломированных специалистов, около 45% из них не достигли возраста 30 лет. [48]

         Представляют интерес результаты исследования, проведенного социологами Харьковского государственного университета. 90% опрошенных молодых специалистов более всего ценили содержательность и разносторонность работы, возможность быть полезным, соответствие работы способностям и склонностям, творческую обстановку в коллективе. [49]

         Несоответствие мотивации и реальных условий проявлялось рельефно. К примеру, только треть выпускников вузов, работающих в НИИ, обращаются к передовому опыту постоянно или стремятся внести в свою работу что-то новое. Более половины выпускников вузов при опросах показали полную неподготовленность к научно-исследовательской работе и очень низкую осведомленность о последних научных достижениях в своей области знаний или деятельности. [50]

         Высшая школа за годы господства командно-административной системы твердо сориентировалась на количественные показатели. И если раньше эти недостатки в подготовке специалистов ощущались слабее, то к середине 80-х годов и особенно с началом реформ стало совершенно ясно, что в постановке высшего образования необходимо изменить очень многое.

         По мнению почти 41 % молодых специалистов, работавших в НИИ и на промышленных предприятиях, они не получили необходимых знаний и умений в области основ организации и управления коллективом. Многие отмечали недостаточное внимание в процессе подготовки в вузе к современным методикам анализа производственного процесса (35%), к современной аппаратуре (47%), навыкам научно-исследовательской работы (37%) и ее рациональной организации (50%).

         Особый интерес для исследователя начального периода реформирования комсомола представляет вопрос об изменениях, происходивших в мировоззрении, ценностных ориентациях, духовном мире молодого человека середины 80-х годов.

         Духовная культура молодежи того времени по целому ряду своих черт отличалась от духовной культуры старших возрастных групп. Произошел качественный сдвиг, готовившийся почти три десятилетия.

Если в начале 70-х годов численность лиц, имеющих высшее и среднее  образование, составляла 95 млн. человек, то к 1986 году она увеличилась до 161,2 млн. человек.

Столь высокий образовательный уровень был достигнут за счет увеличения численности приема в соответствующие учебные заведения. Например, если в 20-е годы заканчивало школу второй ступени менее 1% молодых людей 18-летнего возраста, в 1980 году - около 30% ( 1млн. 55 тыс.), то в 1986 году - 3млн. 197 тыс., т.е. около 82%. [51]

         Резко возросло влияние средств массовой информации, среди которых появились новые, обладающие огромной силой воздействия. Если в начале 60-х годов основным источником информации была печать ( телевизоры имели только 8 семей из 100), то к этому времени она окончательно уступила первенство телевидению. К середине 80-х 97% семей имели телевизоры. [52]

         Все население страны уже находилось в мощном информационном поле. 5 тысяч журналов и периодических изданий выходили в свет с годовым тиражом 3,2 млн. экземпляров. [53]

В стране действовало 128 программных телецентров, 156 радиостанций, насчитывалось более 80 млн. телевизионных приемников, 182 млн. радиоприемников, 85 млн. ретрансляционных точек.

         В 1960 году магнитофоны были менее чем у 0,15% населения. К 1986 г. их число увеличилось почти в 100 раз, на 1000 человек их приходилось 111.

         Государство утратило роль монопольного распространителя информации. Оно перестало быть единственным посредником между производителем информации и культурных ценностей и их потребителем. Снижение уровня государственного контроля за распространением информации к этому времени стало фактом. Ему оставалось это только признать.

Один из главных инструментов управления общественной жизнью в условиях мобилизационной модели общества был безвозвратно утрачен. Свобода получения и распространения информации была фактически получена до объявления «гласности», оно лишь констатировало свершившееся.

         За предшествовавшие десятилетия подавляющее большинство людей сменило сельский образ жизни на городской. Абсолютное большинство мигрантов составили молодые люди. Смена образа жизни - это не только смена рода деятельности, жилья, это и смена типа социальных связей, отношений норм общения, изменение приоритетов в системе духовных ценностей.

         Приобщение к городской культуре для большинства мигрантов прошло по пути заимствования внешних ее черт - норм общения, образцов поведения, стиля жизни. Глубинные пласты городской культуры для первого и второго поколения мигрантов были труднодоступны. Сформировался тип культуры, в которой причудливо сочетались черты городской и традиционно сельской культур.

Можно сказать, что только к 80-м годам в СССР состоялся переход от преимущественно сельской к преимущественно городской культуре, завершилась первичная интеллектуальная и психологическая урбанизация. 

Академик А. Панченко в 1999 году отмечал: «Самая главная проблема ХХ века – проблема города и деревни. Город стал есть деревню…задолго до революции…А потом война больнее всего ударила по деревне, за счет которой все и восстанавливали так быстро. И деревня стала бежать в город, мстить ему – это главная проблема». [54]

В середине 80-х годов особый упор делался на контр - пропагандистской работе. Имея своей целью разоблачать идеологические происки Запада, эта работа косвенным путем знакомила молодых людей с различными сторонами жизни западных стран, новыми для нее идеями, с тем, что называлось «молодежной альтернативной культурой».

Увлечение молодых людей второй половины 60-х, начала 70-х годов западной эстрадной музыкой, поп - культурой вызвало интерес к изучению английского языка, доносило через музыкальные записи новое непривычное мировоззрение.

Интеллектуальная молодежь читает популярный в те годы журнал «Иностранная литература». Запад начинает терять демонические или карикатурные  черты, становясь более объемным, более понятным для советской молодежи.

         В это время проявилось плачевное состояние материальной базы культуры и образования. Социальные сдвиги и рост уровня образования привели к росту спроса на культурно-образовательные услуги, к которому страна была очевидно не подготовлена.

В 1986 году в стране работало 624 театра, находящиеся в 277 городах, в основном в областных, краевых, республиканских центрах. В то же время 1861 город, где жило 43% городского населения, не имел ни одного театра, как  не имели их и абсолютное большинство населенных пунктов в сельской местности.

В стране было 55 детских театров. На спектакле в детском театре один ребенок мог теоретически побывать один раз в шесть лет. [55]

         Молодежь посещала кинотеатры не менее 1 раза в неделю, 35-50 раз в год, что значительно превышало этот показатель для всего населения. Обеспеченность городского населения местами в кинотеатрах составляла 12,4 места на 1000 жителей при нормативе

 

20-30 мест. В ряде республик ( Туркмения, Азербайджан, Киргизия ) этот показатель был еще ниже и не превышал 6 мест.

Особенно плохим было положение в малых городах РСФСР, городах-новостройках, где кинотеатры практически отсутствовали. В 250 городах Российской Федерации с населением от 10 до 40 тысяч человек вообще не было кинотеатров. [56]

         В стране действовало 134 тысячи массовых библиотек, в которых было 2 млрд. 30,4 млн. экземпляров книг. Однако стремительный рост числа библиотек не сопровождался повышением социальной роли библиотек, увеличением числа лиц, регулярно пользующихся их услугами.

Наоборот, в эти годы проявилась другая тенденция. Если за период 1965-1980 годов число читателей массовых библиотек увеличивалось в среднем на 1% в год от общего числа населения, что привело к росту с 27,5% до 42,3% от численности грамотного населения, проживающего на этой территории, то после 1980 года рост прекратился. В 1986 году услугами библиотек пользовалось 42% населения, причем значительная доля этого числа приходится на учащуюся молодежь.

         “Музейный бум”, пик которого пришелся на середину 70-х годов, сменился резким уменьшением числа лиц, посещающих музеи, выставочные залы. Такие музеи как Государственная Третьяковская галерея, Государственный Русский музей в Ленинграде, Эрмитаж, панорама “Бородинская битва” и некоторые другие, крупные и известные, еще пользовались популярностью, и число посещающих их ежегодно колебалось от 500 тысяч до 1,5 млн. человек.

Однако абсолютное большинство музеев посещали в среднем от 30 до 300 человек в день, или приблизительно от 1000 до 90 тысяч ежегодно. В музеях и в выставочных залах бывало всего от 5 до 7% населения. Молодежь явно выходила из круга влияния основных центров классической культуры и культуры вообще.

         К середине 80-х годов произошли глубокие изменения в социальных функциях Дворцов и Домов культуры. На протяжении десятилетий они были  центрами организации активного досуга людей, их самодеятельного художественного и технического творчества. К исследуемому периоду они превратились в помещения, арендуемые для проведения массовых зрелищных мероприятий и просмотра кинофильмов.

За несколько лет до 1986 года прекратили свое существование 13 тысяч драматических, 4 тысячи хореографических, 25 тысяч хоровых коллективов. Средняя численность участников художественной самодеятельности упала до 70 человек на одно клубное учреждение. [57]

         В этот период в качестве альтернативы кружкам художественной самодеятельности стали возникать в большом количестве объединения молодежи по интересам, которые частично взяли на себя функции, утраченные домами культуры. Любительские объединения: клубы самодеятельной авторской песни, любителей поэзии, самодеятельные молодежные театры стали мощным каналом воздействия на молодежь, формировали то, что можно было назвать молодежной культурой.

У этих форм организации досуга и культурной жизни было важное отличие - они значительно труднее поддавались управлению со стороны органов культуры, комсомольских органов. Они  противились любому диктату со стороны администрации учреждений культуры. Формальный частный конфликт был, на самом деле, конфликтом  между мобилизационной моделью молодежной организации и новыми запросами самой молодежи.

         Совершенно новым явлением в это время стал резкий рост объема свободного времени у молодого человека. За десять лет до 1986 года прирост суточного фонда свободного времени в результате развития сферы обслуживания, облегчения труда в домашнем хозяйстве, урбанизации составил 1,3 часа, что дало увеличение объема свободного времени в неделю на 6-8 часов. Величина свободного времени в 1986 году в среднем составляла для молодого городского рабочего 4-5 часов в день, для сельского - 2-4 часа или соответственно 25-35 часов в неделю в городе и 15-25 часов в деревне.

Годовая величина свободного времени к этому году сравнялась с годовой величиной времени учебы или труда и достигла примерно 1700 часов в городе и 1000 часов в деревне. Годовой бюджет свободного времени у учащихся и студентов составил 2500 - 3000 часов. [58]

Такого временного пространства для развития не имело ни одно поколение не только советских людей, но ни одно поколение людей, живших когда-либо в России на протяжении всей ее истории. Это было революционное изменение и оно не могло не оказать влияния на обстановку в молодежной среде и в обществе в целом.

         Бюджет времени, расходуемого на потребление культурных ценностей и суррогатов, в 3-4 раза превышал бюджет времени, расходуемый на их, включая суррогаты, создание. Лишь 8-10% рабочих и 16% учащихся ПТУ, например, занимались каким-либо видом творческой деятельности. [59]

         Резко обострились противоречия в духовной сфере жизни советского общества: между уровнем образования и уровнем культуры, самооценкой личности и ее потенциалом, между производством культурных ценностей и их потреблением, между количеством производимых в этой сфере продуктов и их качеством, между расширением свободного пространства для творчества, его востребованностью и централизованным бюрократическим управлением им.

         Особенностями формирования духовного облика молодежи в этот период проявились в нарастании тенденции рационализации духовного мира, романтика уступала место прагматизму и даже цинизму, в усилении потребительского отношения к культурным ценностям как к зрелищу и развлечению, в возникновении в молодежной среде специфической системы ценностей и предпочтений, отличной от системы духовных ценностей старших возрастных групп.

В молодежной среде происходила эрозия классической основы духовной культуры, сужалось поле, занимаемое классикой в системе эстетических предпочтений молодежи. 70-75% литературы, выдаваемой читателям массовых библиотек в эти годы, составляла современная советская литература, 20% зарубежная и лишь 5% - классика. [60]

         В исследовании, проведенном Ленинградским педагогическим институтом им. А.И. Герцена в 1985 году, среди 4 тысяч десятиклассников на вопрос анкеты: “Какие книги, прочитанные Вами не по программе, а по собственному желанию, произвели на Вас особенно сильное впечатление?” - не было названо ни одного произведения русской классической литературы.

Даже в сравнении с поколением шестидесятников и “потерянных семидесятников” произошел решительный разрыв у основной массой молодежи с присущим их предшественникам лирическим романтизмом. 63% учащихся читают классику только потому. что этого требует учебная программа, в то время как в 60-е годы доля молодых прагматиков составляла не более 30%.

Для характеристики настроений и потребностей молодежи середины 80-х годов представляет интерес анализ ее предпочтений в киноискусстве. Фильмами рекордсменами, собравшими максимальное количество зрителей , являлись в эти годы “Пираты ХХ века” ( 100 млн. зрителей ), “Анжелика - маркиза ангелов” ( 80 млн. ), “Анжелика во гневе” ( 75 млн.), “К сокровищам авиакатастрофы” ( 50 млн ) и т.п.

В то же время фильмы, представлявшие собой заметные явления в искусстве: “Мой друг Иван Лапшин” и “Проверка на дорогах” А. Германа, “Иди и смотри” Э. Климова, “Полеты во сне и наяву” Э. Балояна, “Письма мертвого человека” К. Лопушанского и др. посмотрело по 7-10 млн. зрителей, причем значительную долю из них составляли люди старшего поколения. Из советских фильмов того времени, взявших рубеж 40-50 млн. зрителей можно назвать лишь несколько лент: “Калина красная”, “В бой идут одни старики”, “Судьба”. [61]

Музыкальные предпочтения молодежи исследуемого периода практически полностью находятся в сфере эстрадной музыки. Пластинки с записями классической музыки были в фонотеках у 34% юношей и девушек, эстрадной - у 63%. Абсолютное большинство опрошенных молодых людей имело магнитофонные записи эстрадной музыки, лишь 1,2 - классической, 7,2 - народной.

В представлении молодого человека той поры музыкальный мир поляризован. В нем существуют две сферы, почти не соприкасающиеся между собой. Из посетителей эстрадных концертов лишь 2,5 % бывают и на симфонических, а из посетителей симфонических концертов только 10% интересуются эстрадной. [62]

         Внутри эстрадного жанра в середине 80-х годов молодежь отдает предпочтение року. Абсолютное большинство молодежи - 90% коллекционирует рок-музыку разных стилей, Джаз предпочитают около 15% молодежи, “диско” - еще меньше. [63]

 Анализ музыкальных предпочтений молодежи позволяет сделать вывод о том, что ориентация исключительно на развлекательную музыку, являлась выражением и способом формирования определенного типа мировоззрения, более широко - жизненной позиции, которая с полным основанием может быть названа пассивно-потребительской”. [64]

Ценностные ориентации молодежи в СССР накануне реформ свидетельствовали о ее больших возможностях в осуществлении демократических реформ, ее большой готовности к ним.

         Подавляющее большинство молодежи в середине 80-х годов полностью или в основном принимает те нравственные нормы, которые существовали в обществе. Группа, категорически не принимающих эти нормы, составляла меньшинство - около 2%. В целом молодежь резко отрицательно относилась к тем, кто нарушал нравственные нормы. Абсолютное большинство молодежи ( от 67 до 80 % в зависимости от категории) решительно осуждало тех, кто пытается взять побольше и дать поменьше, живущих же по принципу “ты мне, я тебе” безоговорочно одобряли от 1 до 5% молодых людей.

         Особо следует сказать о такой характерной черте нравственного сознания молодежи, как чувство справедливости, которую с полным основанием можно считать стержнем системы нравственных норм молодого человека накануне перестройки.

Несмотря на сложные социальные процессы такие нравственные ценности как коллективизм, признание ценности человеческой личности, принципиальность в оценках, доброта, бескорыстие, которое, кстати, занимало первое место в ранжированном ряду, составленном из ответов юношей и девушек на вопрос “Какие черты Вам нравятся в Ваших современниках?”, уважение института брака, стремление к семейному счастью, являлись наиболее значимыми для молодежи”. [65]

         Социологи в середине 80-х годов обращали внимание на изменения, происходившие в отношении к институту брака. Стабильно и долго росло число разводов. Если в 1950 году  распадалось браков в числе, равном 3% от заключенных за то же время, в 1960 - 10.4%, в 1970 - 26,9%, то в 1981- 34%, причем абсолютное большинство расторгаемых браков - браки молодые. Количество разводов в возрастном срезе 18-30 лет в 1.5 - 2 раза выше, чем в старших возрастных группах. [66]

         Все это было чревато серьезными социальными последствиями, среди которых, прежде всего, следует назвать изменение типа воспроизводства населения - расширенное сменилось простым, ухудшение демографической структуры - увеличение доли лиц пенсионного возраста, усиление социальной напряженности как в обществе в целом, так и в молодежной среде, в частности в силу появление большого числа неполных семей, где дети не получают должного воспитания, а также числа одиноких людей, которые чувствуют себя отверженными и обделенными простым человеческим счастьем.

         Отличительной чертой духовного мира молодых людей середины 80-х годов являлась, как мы видим, внутренняя противоречивость, большая чем когда бы то ни было ранее.

Нравственное сознание находится в состоянии изменений. В нем еще сильны этические представления предыдущей эпохи, крепки общечеловеческие этические монолиты, но уже начинают формироваться новые для советского общества индивидуалистические настроения и стандарты поведения.

Изменение системы нравственных мер измерения социально-политических процессов началось раньше, чем сами они начали развертываться в советском обществе.

         Проявился глубокий кризис важнейшего традиционного воспитательного института - семьи. Исследования, проведенные в это время Академией МВД СССР, показали, что 10-15% семей являются  неблагополучными, а еще 15-20% семей относятся к тем, в которых родители по разным причинам не в состоянии воспитывать детей. [67]

         Исследователи в середине 80-х годов отмечали стремительный рост влияния на детей, подростков и молодежь групп неформального общения. В одном из исследований отмечается: “ В зависимости от господствующих в группе норм усиливаются социально позитивные или асоциальные ориентации и формы поведения.

Процесс подражания наиболее интенсивно совершается в так называемых стихийных группах, которые возникают самопроизвольно, спонтанно и чаще всего на основе личной эмоциональной привязанности. Такие группы особенно распространены среди подростков и юношества. Около 4/5 старшеклассников и учащихся ПТУ считают себя членами “компаний”, в основе которых лежит совместное проведение свободного времени, общение.

Лидерами таких групп часто становились лица, которые имели более твердый характер, сильную волю, больший жизненный опыт. Нередко свойственные отдельным молодым людям отрицательные черты уродливо трансформировались в психологию группы. В целом исследования показывали, что значительная часть аморальных поступков, совершаемых молодыми людьми, были связаны с их ориентацией на “групповые” нормы, которые вступают в противоречие с общественными нормами”. [68]

         Полный анализ положения дел и настроений в молодежной среде, действий комсомольских органов и организаций не входит в задачу исследования и вряд ли может быть осуществлен в его рамках.

Однако, и этот далеко не полный, выборочный анализ говорит о том, что кризис мобилизационной модели молодежной организации, какой был ВЛКСМ в эти годы, был объективным. Жизнь требовала решительной реорганизации молодежного союза.

Что представляло из себя молодежное движение в СССР? Что предстояло реформировать?

Комсомол являлся единой и единственной молодежной организацией в стране.

На 1 января 1985 года в нем состояло 41 944 490 человек, что составляло 65,7% молодежи в возрасте от 14 до 28 лет. После XXVI съезда КПСС, с 1981 года, численность ВЛКСМ увеличилась на 1 миллион 366 тысяч человек. В 1984 году, впервые за 18 лет, численность ВЛКСМ уменьшилась на 65 575 человек. Это важно иметь в виду, поскольку позднее утвердилось мнение, что численность ВЛКСМ стала уменьшаться с началом перестройки.

Социальный состав комсомола был следующим: рабочих было 14 708 023 человека или 35,1% всех членов ВЛКСМ; колхозников – 3 127 996, 7,4%; служащих – 7 163 052, 17,1%, учащихся – 16 406 431, 39,1%. С 1968 года неизменно снижалось пропорциональная величина учащейся молодежи в комсомоле. Это было вызвано тем, что почти все учащиеся соответствующего возраста принимались в ВЛКСМ, с другой стороны, членство в комсомоле было обязательным, хотя и юридически никак не закрепленным, условием приема в высшее и среднее специальное учебное заведение.

«Комсомольская прослойка» среди студентов вузов достигла 95,4%; в средних специальных учебных заведениях – 96,2%; в ПТУ – 73,4%; в средних и восьмилетних общеобразовательных школах – 69,5%. [69]

Как видим, даже с чисто формальной количественной стороны дела мобилизационная модель достигла или почти достигла своих пределов. Понимание этого пробивало себе дорогу, но не признавалось.

По данным ЦСУ СССР число несоюзной молодежи составляло в 1983 году – 13,7 млн. человек, в 1984 году – 14,1 млн. человек. Прием в комсомол продолжал сокращаться. За шесть лет он сократился на 1 429 702 человек. В 1984 году в ВЛКСМ было принято 26,2% несоюзной молодежи. [70]

Комсомол представлял из себя сложнейшую и чрезвычайно разветвленную организацию. В нем насчитывалось 467 877 тысяч первичных, 1 566 518 цеховых комсомольских организаций, 510 914 комсомольских групп. [71]

 Они имелись практически во всех социальных ячейках, представляли собой основу комсомола.  Это были  нервные окончания огромного общественного организма, чутко реагировавшего на процессы, происходившие в различных социальных слоях на территории огромной страны.

ВЛКСМ являлся чем-то большим, чем молодежная организация. В нем к середине 80-х годов стала вновь ощутимо проявляться множественность его характеристик. В нем соединились черты демографической группы, молодежной организации, государственного института, относительно самостоятельного идейно-политического движения и всеобщего метода социализации подрастающих поколений.

Такая комбинация качеств вполне соответствовала мобилизационной модели развития, давала большие, но временные  преимущества. Любые попытки либерализации этой модели и  вытекающее из нее более четкое определение роли, прав и обязанностей молодежной организации и государственных институтов, как уже говорилось ранее, должны были вызвать и вызвали кризис ВЛКСМ.

Поиском путей выхода из этого кризиса характеризуется весь последний период существования ВЛКСМ. В силу естественной предрасположенности молодежной организации к новому, процессы, изменившие лицо страны, в ВЛКСМ проявились раньше и ярче всего.

Предстояла тяжелейшая работа по переходу к иной модели, параметры которой пока не были до конца ясны даже тем из комсомольских руководителей, кто понимал и принимал необходимость коренных преобразований.

         Как реагировал на это ЦК ВЛКСМ, комитеты комсомола в середине 80-х годов? Для ответа на этот вопрос необходимо проследить их действия накануне перестройки, точнее до того момента, когда от деклараций о необходимости реформ начал осуществляться переход к реальному реформационному действию.